Не только Пруссия и Австрия, но и Англия признавали очень опасным положение дел, при котором Россия одновременно участвовала и в обостряющемся конституционном конфликте в Швеции, и в гражданской войне в Польше, и в обычной войне с Османской империей. Их беспокоило, что, если в случае успеха Порты война расширится и затянется, они окажутся напрямую втянутыми в конфликт. При этом обе немецкие державы проявляли подозрительность по отношению друг к другу. Австрия боялась, что в порядке союзнической взаимопомощи Пруссия примет активное участие в умиротворении Польши и впоследствии потребует территориального вознаграждения за свою военную поддержку. Пруссия же какое-то время опасалась, что война на востоке может способствовать сближению России с Австрией. И обе державы были обеспокоены тем, что в случае победы России начнется новый этап территориальной экспансии со стороны восточной державы и нарушится баланс сил, что их никак не могло устроить.

Только переплетением столь многочисленных опасений и можно объяснить противоречивое на первый взгляд поведение Пруссии и Австрии в деле преодоления этого кризиса. Во-первых, и прежде всего, они заявили о своем нейтралитете. Во-вторых, оба правительства, подобно английскому, всерьез принялись добиваться перемирия и мира, пустив в ход увещевания, угрозы и дипломатическое посредничество. В-третьих, после длительной подготовки Фридрих II и Иосиф II сочли, что настало время взвесить значение австро-прусского дуализма для каждой из держав и снизить его напряженность. Сохранявшееся взаимное недоверие и сопротивление Марии Терезии не помешали двум монархам – пожилому и молодому – дважды встретиться друг с другом для предварительных переговоров, в 1769 году – в силезском Нейссе[1063], а в 1770 году – в Мериш-Нейштадте[1064]. В-четвертых, с самого начала войны и Австрия, и Пруссия стремились для собственной выгоды воспользоваться тем, что у русской императрицы были связаны руки, и разработать планы расширения собственных территорий в ожидании будущих завоеваний России[1065]. С одной стороны, их взоры вновь обратились на Священную Римскую империю[1066], а с другой – на Польшу: «Несомненной причиной раздела стала политика Пруссии и Австрии»[1067].

Прусскому королю удалось избежать участия в активных военных действиях в Польше, к которым его без лишних церемоний хотело привлечь русское правительство. Кроме того, он был заинтересован в скорейшем окончании войны не в последнюю очередь потому, что договор 1764 года обязывал его на всем ее протяжении выплачивать России субсидии в размере 400 тысяч рублей в год[1068]. Тем более настоятельной была потребность Фридриха в территориальных компенсациях затрат на войну, не сулившую ему никаких прибылей. С юных лет король стремился расширить свою монархию за счет Королевской (польской) Пруссии и епископства Эрмланд[1069] и перебросить таким образом «мост» к Восточной Пруссии, о чем говорится даже в его завещаниях от 1752 и 1768 годов[1070]. Кроме того, Фридрих надеялся воспользоваться предстоявшими досрочными переговорами о продлении союза с Россией, чтобы убедить императрицу признать права династии Гогенцоллернов на престол в Ансбахе и Байрейте. Не в последнюю очередь он пытался повлиять на брачную политику русского двора в своих интересах.

Опасаясь недовольства Австрии, Екатерина вначале отказалась дать гарантию прав Пруссии на наследование престола франконских маркграфств. После тактического промедления с обеих сторон Екатерина в октябре 1769 года наконец уступила. Возможно, это решение ускорила первая встреча Фридриха и Иосифа в августе 1769 года[1071]. На встрече в Нейссе король неоднократно предупреждал императора об опасности, исходившей от России, и, как и в завещании 1768 года, набросал сценарий на случай возникновения острой угрозы для империи, для защиты которой могли потребоваться согласованные усилия германских монархий. Несомненно, что его опасения были не только притворными, однако реакция Иосифа была сдержанной[1072]. В сущности, ни у одной из четырех континентальных держав пентархии не было ни альтернативных вариантов союзничества, ни иллюзий по этому поводу. С одной стороны, Вена отнюдь не собиралась ставить под вопрос свой союз с Версалем: в это время как раз шла подготовка к свадьбе сестры императора Марии Антуанетты с наследником французского престола. С другой стороны, Кауниц, вероятно, был прав, говоря, что предупреждения короля имели целью лишь предотвратить сближение Австрии с Россией[1073]. О заинтересованности Фридриха и Екатерины в пересмотре договора свидетельствует их готовность к компромиссам, ранее казавшимся неприемлемыми. Во всяком случае, в секретные статьи договора русским посредникам удалось внести значительно завышенные условия. Фридрих получил от России гарантию династического договора Гогенцоллернов 1752 года, который он и без того считал своим правом. За это ему пришлось принять «турецкую оговорку» о выплате субсидий и, в дополнение к своим прежним обязательствам и вопреки былым намерениям, пообещать России военную помощь в случае нападения Швеции или развязывании Саксонией войны с целью поддержать своих сторонников среди конфедератов, борющихся за возвращение польского престола Саксонской династии[1074].